The Book of Love...

On the dumb bosom of this oblivious globe
Although as unknown beings we seem to meet,
Our lives are not aliens nor as strangers join,
Moved to each other by a causeless force.
The soul can recognise its answering soul
Across dividing Time and, on life’s roads
Absorbed wrapped traveller, turning it recovers
Familiar splendours in an unknown face
And touched by the warning finger of swift love
It thrills again to an immortal joy
Wearing a mortal body for delight.

Love dwells in us like an unopened flower
Awaiting a rapid moment of the soul,
Or he roams in his charmed sleep mid thoughts and things;
The child-god is at play, he seeks himself
In many hearts and minds and living forms:
He lingers for a sign that he can know
And, when it comes, wakes blindly to a voice,
A look, a touch, the meaning of a face.
His instrument the dim corporeal mind,
Of celestial insight now forgetful grown,
He seizes on some sign of outward charm
To guide him mid the throng of Nature’s hints,
Reads heavenly truths into earth’s semblances,
Desires the image for the godhead’s sake,
Divines the immortalities of form
And takes the body for the sculptured soul.
Love’s adoration like a mystic seer
Through vision looks at the invisible,
In earth’s alphabet finds a godlike sense;
But the mind only thinks, “Behold the one
For whom my life has waited long unfilled,
Behold the sudden sovereign of my days.”
Heart feels for heart, limb cries for answering limb;
All strives to enforce the unity all is.

The mist was torn that lay between two lives;
Her heart unveiled and his to find her turned;
Attracted as in heaven star by star,
They wondered at each other and rejoiced
And wove affinity in a silent gaze.
A moment passed that was eternity’s ray,
An hour began, the matrix of new Time.

Savitri...

Alive in a dead rotating universe
We whirl not here upon a casual globe
Abandoned to a task beyond our force;
Even through the tangled anarchy called Fate
And through the bitterness of death and fall
An outstretched Hand is felt upon our lives.
It is near us in unnumbered bodies and births;
In its unslackening grasp it keeps for us safe
The one inevitable supreme result
No will can take away and no doom change,
The crown of conscious Immortality,
The godhead promised to our struggling souls
When first man’s heart dared death and suffered life.
One who has shaped this world is ever its lord:
Our errors are his steps upon the way;
He works through the fierce vicissitudes of our lives,
He works through the hard breath of battle and toil,
He works through our sins and sorrows and our tears,
His knowledge overrules our nescience;
Whatever the appearance we must bear,
Whatever our strong ills and present fate,
When nothing we can see but drift and bale,
A mighty Guidance leads us still through all.

***

Бог не наказывает и не прощает, не смеётся и не плачет, он востаргается...

Степной волк...

Если Гарри, поскольку он был человеком, осеняла прекрасная мысль, если он испытывал тонкие, благородные чувства или совершал так называемое доброе дело, то волк в нем сразу же скалил зубы, смеялся и с кровавой издевкой показывал ему, до чего смешон, до чего не к лицу весь этот благородный спектакль степному зверю, волку, который ведь отлично знает, что ему по душе, а именно – рыскать в одиночестве по степям, иногда лакать кровь или гнаться за волчицей, – и любой человеческий поступок, увиденный глазами волка, делался тогда ужасно смешным и нелепым, глупым и суетным. Но в точности то же самое случалось и тогда, когда Гарри чувствовал себя волком и вел себя как волк, когда он показывал другим зубы, когда испытывал ненависть и смертельную неприязнь ко всем людям, к их лживым манерам, к их испорченным нравам. Тогда в нем настораживался человек, и человек следил за волком, называл его животным и зверем, и омрачал, и отравлял ему всякую радость от его простой, здоровой и дикой волчьей повадки.

Percy Bysshe Shelley...

There was a Woman, beautiful as morning,
Sitting beneath the rocks, upon the sand
Of the waste sea - fair as one flower adorning
An icy wilderness; each delicate hand
Lay crossed upon her bosom, and the band
Of her dark hair had fall'n, and so she sate
Looking upon the waves; on the bare strand
Upon the sea-mark a small boat did wait,
Fair as herself, like Love by Hope left desolate.

Кастанеда...

Войны знают, что личная сила – это чувство или настроение, что-то вроде ощущения удачи или счастья. Личная сила – это нечто, что может иметь каждый человек, вне зависимости от его происхождения. Войны охотятся за личной силой; они учатся накапливать её и использовать наилучшим способом. Войны накапливают личную силу при посредстве безупречной жизни и безупречных действии; оны затыкают все отверстия, через которой может произойти утечка силы. Странная особенность личной силы заключается в том, что она накапливается незаметно. Воин понимает, что является всего лишь суммой своей личной силы; но эта сумма определяет его жизнь и смерть. Воин накапливает силу, но в то же время, ясно понимает, что она не принадлежит никому. Воин учится доверять своей личной силе, поскольку личная сила – это всё, что мы имеем в этом таинственном мире. Воин безупречен, когда доверяет своей личной силе, вне зависимости от того, мала она или огромна. … Личная сила накапливается чувствами; для того чтобы обладать личной силой, человек должен жить с силой.

Percy Bysshe Shelley...

Thy wisdom speaks in me, and bids me dare
Beacon the rocks on which high hearts are wrecked.
I never was attached to that great sect,
Whose doctrine is, that each one should select
Out of the crowd a mistress or a friend,
And all the rest, though fair and wise, commend
To cold oblivion, though it is in the code
Of modern morals, and the beaten road
Which those poor slaves with weary footsteps tread,
Who travel to their home among the dead
By the broad highway of the world, and so
With one chained friend, perhaps a jealous foe,
The dreariest and the longest journey go.

True Love in this differs from gold and clay,
That to divide is not to take away.
Love is like understanding, that grows bright,
Gazing on many truths; 'tis like thy light,
Imagination! which from earth and sky,
And from the depths of human fantasy,
As from a thousand prisms and mirrors, fills
The Universe with glorious beams, and kills
Error, the worm, with many a sun-like arrow
Of its reverberated lightning. Narrow
The heart that loves, the brain that contemplates,
The life that wears, the spirit that creates
One object, and one form, and builds thereby
A sepulchre for its eternity.

Сафо...

Звёзды близ прекрасной Луны тотчас же
Весь теряют свой блеск, едва лишь
Над землёй она, серебром сияя,
Полная, встанет.

Сафо...

... Те, кому я
Отдаю так много, всего мне больше
Мук причиняют.

Достоевский...

Любовь - учительница, но нужно уметь её приобрести, ибо она трудно приобретается, дорого покупается, долгою работой и через долгий срок, ибо не на мгновение лишь случайное надо любить, а на весь срок... Неустанно, ненасытимо люби, всех люби, всё люби, ищи восторга и исступления сего...

***

- "Что есть ад?"

- "Страдание о том, что нельзя уже более любить".

Einstein...

A human being is a part of the whole, called by us "Universe", a part limited in time and space. He experiences himself, his thoughts and feelings as something separated from the rest, a kind of optical delusion of his consciousness. This delusion is a kind of prison for us, restricting us to our personal desires and to affection for a few persons nearest to us. Our task must be to free ourselves from this prison by widening our circle of compassion to embrace all living creatures and the whole of nature in its beauty. Nobody is able to achieve this completely, but the striving for such achievement is in itself a part of the liberation and a foundation for inner security.

Кундера...

Именно слабый должен суметь стать сильным и уйти, когда сильный слишком слаб для того, чтобы суметь причинить боль слабому.

***

Он вовсе не был уверен, что поступает правильно, но был уверен, что поступает так, как хочет поступать.

Dali...

Почти всегда в ошибках есть нечто священное. Никогда не пытайся их исправлять. Напротив, дай им рациональное обьяснение, пойми их вполне и всецело. После этого ты сумеешь постичь их сокровенный смысл.

Не старайся быть современным. Это единственное, чего тебе, к сожалению, не удастся избежать, что бы ты ни делал.

Не бойтесь совершенства! Вы его никогда не достигните!

Einstein...

I would like to know God's thoughts; the rest are details.

Einstein...

Gravitation is not responsible for people falling in love.

Few are those who see with their own eyes and feel with their own hearts.

Life is like riding a bicycle, to keep your balance you must keep moving.

It is best, it seems to me, to separate one's inner striving from one's trade as far as possible. It is not good when one's daily break is tied to God's special blessing.

The most beautiful thing we can experience is the mysterious. It is the source of all true art and all science. He to whom this emotion is a stranger who can no longer pause to wonder and stand rapt in awe, is as good as dead: his eyes are closed.

In the middle of difficulty lies opportunity.

Computers are incredibly fast, accurate and stupid. Human beings are incredibly slow, inaccurate and brilliant. Together they are powerful beyond imagination.

The tragedy of life is what dies inside of a man when he lives.

Sometimes one pays most for the things one gets for nothing.

It is harder to crack a prejudice than an atom.

***

Тоска по Раю - это мечта человека не быть человеком.

Милан Кундера...

Человеческое время не обращается по кругу, а бежит по прямой вперёд. И в этом причина, по которой человек не может быть счастлив, ибо счастье есть жажда повторения.

***

Нам всем нужно, чтобы кто-то на нас смотрел. Нас можно было бы разделить на четыре категории согласно тому, под какого рода взглядом мы хотим жить.

Первая категория мечтает о взгляде бесконечного множества анонимных глаз, иными словами - о взгляде публики.

Вторую категорию составляют те, кому жизненно необходимы взгляды многих знакомых глаз. Это неутомимые устроители коктеилей и ужинов. Они счастливее людей первой категории, ибо те, когда теряют публику, испитывают ощущение, будто в зале их жизни погасли лампы. Почти с каждым из них такое случается раньше или позже. Люди второй категории, напротив, уж каким-никаким нужным взглядом сумеют обзавестись всегда.

Затем существует третья категория: это те, кому нужно быть на глазах любимого человека. Их положение столь же небезопасно, как и положение людей первой категории. Однажды глаза любимого человека закроются, и в зале наступит тьма.

И есть ещё четвёртая, редчайшая категория; эти живут под воображаемым взглядом отсутствующих людей. Это мечтатели...

Невыносимая лёгкость бытия...

Любовь - мечта найти затерянную половину нас самих.

Имагология...

Потерпели крах все идеологии: в конечном счете их догмы были разоблачены как иллюзии, и люди перестали принимать их всерьез. Коммунисты, к примеру, верили, что пролетариат в ходе капиталистического развития будет нищать все больше и больше, и когда однажды оказалось, что рабочие по всей Европе катят на работу в авто, они готовы были кричать, что реальность жульничает. Реальность оказалась сильнее идеологии. И именно в этом смысле имагология превзошла ее: она сильнее реальности, которая, впрочем, уже давно перестала быть для человека тем, чем была для моей бабушки, жившей в моравской деревне и знавшей все по собственному опыту — как печется хлеб, как строится дом, как забивают хряка и делают из него копчености, что кладется в перины, что думает о мире пан священник и пан учитель; каждодневно она встречалась со всей деревней и знала, сколько было совершено в округе за последние десять лет убийств; у нее был, так сказать, личный контроль над действительностью, так что никто не мог убедить ее, что моравское земледелие процветает, когда дома нечего было есть. Мой сосед в Париже все свое время проводит в конторе, где восемь часов сидит напротив другого чиновника, потом садится в машину, возвращается домой, включает телевизор, и когда диктор информирует его об опросе общественного мнения, согласно которому большинство французов решило, что в их отечественаибольшая безопасность в Европе (я недавно знакомился с таким опросом), он на радостях откупоривает бутылку шампанского, даже не имея понятия о том, что именно в этот день на его улице были совершены три ограбления и два убийства.

Опросы общественного мнения стали решающим инструментом имагологической власти, которая благодаря им живет в совершеннейшей гармонии с народом. Имаголог бомбардирует людей вопросами: прибыльна ли французская экономика? будет ли война? существует ли во Франции расизм? а расизм — это хорошо или плохо? кто самый великий писатель всех времен? Венгрия в Европе или в Полинезии? кто из государственных мужей мира наиболее сексуален? А поскольку реальность для современного человека — материк, все менее и менее посещаемый и, кстати, заслуженно нелюбимый, данные опросов превратились в некую высшую реальность, или, скажем иначе, стали правдой. Опросы общественного мнения — это перманентно заседающий парламент, цель которого — продуцировать правду, причем самую демократическую правду, какая когда-либо существовала. И поскольку власть имагологов никогда не окажется в разладе с парламентом правды, она всегда будет жить по правде, и, хоть все человеческое, как известно, недолговечно, я не могу представить себе, что могло бы сломить эту власть.

Милан Кундера...

Чувство любви всем нам внушает ложную иллюзию познания.

Милан Кундера...

Мы никогда не узнаем, почему и чем мы раздражаем людей, чем мы милы им и чем смешны; наш собственный образ остается для нас величайшей тайной.

Борьба...

"Жизнь есть борьба" - вот фраза, которая, вероятно, звучала, будучи впервые произнесенной, как меланхолический и смиренный вздох. Наш век оптимизма и резни сумел превратить эту страшную фразу в сладкозвучную песнь. Вы скажете, что бороться против кого-либо, возможно, страшно, но бороться за что-либо, во имя чего-либо - благородное и прекрасное дело. Да, прекрасно стремиться к счастью (к любви, к справедливости и так далее), но если вы предпочитаете обозначать это усилие сло-вом "борьба", значит, за этим вашим благородным усилием скрывается жажда повергнуть кого-то наземь. Борьба за всегда связана с борьбой против, и в ажиотаже борьбы о предлоге за всегда забывают.

Human rights...

Понятие прав человека существует уже двести лет, но начиная со второй половины семидесятых годов нашего века оно стало приобретать особую популярность... я не знаю ни одного политика, который бы десять раз на дню не говорил о "борьбе за права человека" или о "нарушении прав человека". Но людям на Западе не угрожают концлагеря, и они могут говорить и писать все, что вздумается, так что чем больше борьба за права человека обретала популярность, тем больше она утрачивала всякое конкретное содержание, пока в конце концов не стала некоей тотальной позой всех по отношению ко всему, некоей энергией, обращающей все человеческие хотения в право. Мир стал правом человека, и все стало правом: желание любви - правом на любовь, желание отдыха - правом на отдых, желание дружбы - правом на дружбу, желание ездить на запрещенной скорости - правом ездить на запрещенной скорости, желание издать книгу - правом на издание книги, желание кричать ночью на площади - правом кричать на площади.

Милан Кундера...

В нашем мире, где день ото дня множится число лиц, все более похожих друг на друга, человеку, желающему утвердиться в оригинальности своего «я» и убедить себя в его неповторимой исключительности, приходится нелегко.

Бессмертие...

До определенного времени наша смерть представляется нам чем-то слишком далеким, чтобы погружаться в нее. Ее не видно, она невидима. Это первый, счастливый период жизни.

Но затем мы вдруг начинаем зреть свою смерть перед собой и уже не в силах избавиться от мысли о ней. Она с нами. А поскольку бессмертие держится смерти, как Гарди — Лорела, мы можем сказать, что с нами и наше бессмертие. С той минуты, как мы узнаем, что оно с нами, мы начинаем горячо радеть о нем. Мы заказываем для него смокинг, покупаем для него галстук из боязни, что платье и галстук для него выберут другие, причем выберут неудачно.

За этим вторым периодом жизни, когда человек не в состоянии оторвать глаз от земли, приходит третий период, самый прекрасный и самый таинственный, о котором мало знают и мало говорят. Силы убывают, и человеком овладевает обезоруживающая усталость. Усталость: тихий мост, перекинутый с берега жизни на берег смерти. Смерть так близка, что вид ее уже сделался скучен. Она снова стала невидимой и невидной: невидной, как не видны предметы, слишком близко знакомые. Усталый человек смотрит из окна, видит кроны деревьев и про себя твердит их названия: каштан, тополь, клен. И эти названия прекрасны, как само бытие. Тополь высок и похож на атлета, что протянул руку к небу. Или похож на пламя, что выбилось и застыло. Тополь, ах тополь. Бессмертие — это смешная иллюзия, пустое слово, ветер, пойманный в сачок, если сравним его с красотой тополя, на который взирает из окна усталый человек. Бессмертие вообще уже тревожит усталого старого человека.

Бессмертие...

«Послушайте, Иоганн, — сказал Хемингуэй, — мне тоже нет покоя от вечных обвинений. Вместо того чтобы читать мои книги, теперь пишут обо мне. О том, что я не любил своих жен. Что я дал в морду одно¬му критику. Что я врал. Что был неискренен. Что был гордым. Что был мачо. Что я объявил о своих двухстах тридцати ранениях, когда их у меня всего двести десять. Что я онанировал. Что сердил свою маму».
«Это бессмертие, — сказал Гёте. — Бессмертие — это вечный суд».
«Коли это вечный суд, так там должен быть достойный судья. А не ограниченная учительница с розгой в руке».
«Розга в руке ограниченной учительницы — это и есть вечный суд. Что другое вы представляли себе, Эрнест?»
«Да ничего не представлял. Уповал на то, что смогу по крайней мере жить спокойно».
«Вы делали все, чтобы быть бессмертным».
«Вздор. Я писал книги. Только и всего».
«Вот именно!» — засмеялся Гёте.
«Я вовсе не против того, чтобы книги мои были бессмертны. Я писал их так, чтобы никто не смог убрать из них ни единого слова. Чтобы они высто¬яли в любую непогоду. Но сам я, как человек, как Эрнест Хемингуэй, плевать хотел на бессмертие!»
«Я прекрасно вас понимаю, Эрнест. Но следовало вам быть осмотрительнее при жизни. Теперь уже поздно!»

И все-таки орешник зеленеет...

И все-таки орешник зеленеет...

Наверное, он означает, что, как бы ни менялся мир, в нем всегда останутся уголки, благоухающие свежестью.

А человек?..

Vincent...

There are colors which cause each other to shine brilliantly, which form a couple, which complete each other like man and woman.

Savitri...

He makes our fall a means for greater rise.

Афанасий Фет...

Я видел твой млечный, младенческий волос,
Я слышал твой сладко вздыхающий голос -
И первой зари я почувствовал пыл;
Налету весенних порывов подвластный,
Дохнул я струею и чистой и страстной
У пленного ангела с веющих крыл.

Я понял те слезы, я понял те муки,
Где слово немеет, где царствуют звуки,
Где слышишь не песню, а душу певца,
Где дух покидает ненужное тело,
Где внемлешь, что радость не знает предела,
Где веришь, что счастью не будет конца.

Сократ...

Бояться смерти есть не что иное, как думать, что знаешь то, чего не знаешь. Ведь никто же не знает ни того, что такое смерть, ни того, не есть ли она для человека величайшее из благ, а все боятся её, как будто знают наверное, что она есть величайшее из зол. Но не самое ли это позорное невежество - думать, что знаешь то, чего не знаешь?

Joyce...

Love loves to love love...

(Любовь любит любить любовь...)

The Yoga of the Soul's Release...

This bodily appearance is not all;
The form deceives, the person is a mask;
Hid deep in man celestial powers can dwell.

Savitri...

Love in her was wider than the universe,
The whole world could take refuge in her single heart.

Savitri...

Even in this moment of her soul’s despair,
In its grim rendezvous with death and fear,
No cry broke from her lips, no call for aid;
She told the secret of her woe to none:
Calm was her face and courage kept her mute.
Yet only her outward self suffered and strove;
Even her humanity was half divine:
Her spirit opened to the Spirit in all,
Her nature felt all Nature as its own.
Apart, living within, all lives she bore;
Aloof, she carried in herself the world:
Her dread was one with the great cosmic dread,
Her strength was founded on the cosmic mights;
The universal Mother’s love was hers.

Lao-tseu...

Все люди хотят одного:
освободиться от смерти;
они не умеют
освобождаться от жизни.

Дидро...

Я не принадлежу никому и принадлежу всему миру; вы были здесь прежде, чем вошли, вы будете здесь, когда уйдёте отсюда.

The Passing of War?...

So long as war does not become psychologically impossible, it will remain or, if banished for a while, return. War itself, it is hoped, will end war; the expense, the horror, the butchery, the disturbance of tranquil life, the whole confused sanguinary madness of the thing has reached or will reach such colossal proportions that the human race will fling the monstrosity behind it in weariness and disgust. But weariness and disgust, horror and pity, even the opening of the eyes to reason by the practical fact of the waste of human life and energy and the harm and extravagance are not permanent factors; they last only while the lesson is fresh. Afterwards, there is forgetfulness; human nature recuperates itself and recovers the instincts that were temporarily dominated. A long peace, even a certain organisation of peace may conceivably result, but so long as the heart of man remains what it is, the peace will come to an end, the organisation will break down under the stress of human passions.War is no longer, perhaps, a biological necessity, but it is still a psychological necessity; what is within us, must manifest itself outside.

Meanwhile it is well that every false hope and confident prediction should be answered as soon as may well be by the irony of the gods; for only so can we be driven to the perception of the real remedy. Only when man has developed not merely a fellow-feeling with all men, but a dominant sense of unity and commonalty, only when he is aware of them not merely as brothers,—that is a fragile bond,—but as parts of himself, only when he has learned to live not in his separate personal and communal ego-sense, but in a larger universal consciousness can the phenomenon of war, with whatever weapons, pass out of his life without the possibility of return. Meanwhile that he should struggle even by illusions towards that end, is an excellent sign; for it shows that the truth behind the illusion is pressing towards the hour when it may become manifest as reality.

***

Где ты, где, моя тихая радость,
Всё любя, ничего не желать?

***

Мне грустно на тебя смотреть,
Какая боль, какая жалость!
Знать, только ивовая медь
Нам в сентябре с тобой осталась.

Чужие губы разнесли
Твое тепло и трепет тела.
Как будто дождик моросит
С души, немного омертвелой.

Ну что ж! Я не боюсь его.
Иная радость мне открылась.
Ведь не осталось ничего,
Как только желтый тлен и сырость.

Ведь и себя я не сберег
Для тихой жизни, для улыбок.
Так мало пройдено дорог,
Так много сделано ошибок.

Смешная жизнь, смешной разлад.
Так было и так будет после.
Как кладбище, усеян сад
В берез изглоданные кости.

Вот так же отцветем и мы
И отшумим, как гости сада...
Коль нет цветов среди зимы,
Так и грустить о них не надо.

***

В этом мире я только прохожий,
Ты махни мне веселой рукой.
У осеннего месяца тоже
Свет ласкающий, тихий такой.

В первый раз я от месяца греюсь,
В первый раз от прохлады согрет,
И опять и живу и надеюсь
На любовь, которой уж нет.

Сергей Есенин...

Кто я? Что я? Только лишь мечтатель,
Синь очей утративший во мгле,
Эту жизнь прожил я словно кстати,
Заодно с другими на земле.

И с тобой целуюсь по привычке,
Потому что многих целовал,
И, как будто зажигая спички,
Говорю любовные слова.

"Дорогая", "милая", "навеки",
А в душе всегда одно и тож,
Если тронуть страсти в человеке,
То, конечно, правды не найдешь.

Оттого душе моей не жестко
Не желать, не требовать огня,
Ты, моя ходячая березка,
Создана для многих и меня.

Но, всегда ища себе родную
И томясь в неласковом плену,
Я тебя нисколько не ревную,
Я тебя нисколько не кляну.

Кто я? Что я? Только лишь мечтатель,
Синь очей утративший во мгле,
И тебя любил я только кстати,
Заодно с другими на земле.

***

Throughout the whole range of our life we do things without knowing why we do them, we believe things without knowing why we believe them, we assert things without knowing what right we have to assert them, — or, at most, it is because some book or some Brahmin enjoins it, because Shankara thinks it, or because someone has so interpreted something that he asserts to be a fundamental Scripture of our religion.

Sri Aurobindo...

For God has not set me here merely to think, to philosophize, to weave metaphysical systems, to play with words and syllogisms, but to act, love and know.

Logic...

Logic? But Truth is not logical; it contains logic, but is not contained by it. A particular syllogism may be true, so far as it goes, covering a sharply limited set of facts, but even a set of syllogisms cannot exhaust truth on a general subject, for the simple reason that they necessarily ignore a number of equally valid premises, facts or possibilities which support a modified or contrary view. If one could arrive first at a conclusion, then at its exact opposite and, finally, harmonize the contradiction, one might arrive at some approach to the truth. But this is a process logic abhors. Its fundamental conception is that two contradictory statements cannot be true at the same time and place and in the same circumstances. Now, Fact and Nature and God laugh aloud when they hear the logician state his fundamental conception. For the universe is based on the simultaneous existence of contradictions covering the same time, place and circumstances.

Albert Einstein...

"Not everything that can be counted counts,
and not everything that counts can be counted".

Шри Ауробиндо...

ВОСТОРГ СУЩЕСТВОВАНИЯ...
ВОСТОРГ СУЩЕСТВОВАНИЯ...
ВОСТОРГ СУЩЕСТВОВАНИЯ...